Тасманийцы

На Тасмании — острове размером с Ирландию — люди жили как минимум 20 000 лет, и в течение последних 10 000–12 000 лет своего культурного существования эта популяция была полностью изолирована от всех других групп людей, поскольку быстро таявшие ледниковые массы затопили сухопутный переход, ранее соединявший Тасманию с Австралией. Ни одно из доживших до современности обществ не было полностью изолированно на протяжении столь длительного времени. В результате тасманийцы явились уникальным примером людей, у которых была возможность адаптироваться к окружающей среде без давления или конкуренции со стороны других человеческих групп.

Когда в восемнадцатом веке до них впервые добрались европейцы, около 4000 живших на острове тасманийцев обладали самыми простыми из всех человеческих технологий. Мужчины полагались на цельные деревянные копья и деревянные дубинки. То и другое, а также камни, метались, обычно с большой точностью. Женщины использовали простые деревянные палки-копалки для добычи корней, деревянные зубила для отрывания моллюсков от камней, верёвки из травы чтобы лазить по деревьям, и тканые травяные мешки чтобы унести плоды своих усилий. Существовали два типа временных шалашей и ветрозащитных щитов. Дополнительно к этому тасманийцы изготавливали из кожи животных и бурых водорослей кошельки-кисеты, использовали раковины морского ушка в качестве сосуда для питья, для тепла носили перекинутые через плечо шкуры кенгуру, и изготавливали несколько украшений. В целом, весь ассортимент производимых тасманийцами изделий составлял не более двух десятков предметов. Подобные технологии каменного века на материковой части Австралии, откуда пришли тасманийцы, сменились значительно более сложным набором инструментов, оружия и других артефактов задолго до контакта австралийских аборигенов с европейцами. Короче говоря, тасманийцы опровергают миф о Homo Faber.

Тасманийцы жили группами от сорока до пятидесяти человек, во главе группы стоял опытный воин (лидером одной группы была женщина). Каждая группа заявляла исключительные права на охоту и добычу пищи на территории площадью от 200 до 300 квадратных миль, простирающейся от прибрежной полосы до лесистых и гористых районов внутри страны. Они питались моллюсками (в основном мидиями, устрицами, улитками и морским ушком), тюленями, сумчатыми (опоссумами, валлаби и кенгуру), птицами и их яйцами, а также различными овощами. В общей сложности они потребляли шестьдесят видов животных и семьдесят видов овощей. Постоянно перемещаясь в поисках пищи, каждая из тасманийских групп, имела, по-видимому, достаточно хорошую диету в течение большей части года, но в холодные зимние месяцы нехватка продовольствия могла стать настолько экстремальный, что им приходилось есть шкуры кенгуру.

Имеющиеся данные о тасманийцах основаны не только на наблюдениях случайных исследователей, миссионеров и поселенцев, но и работах Франсуа Перона, первого официально именовавшегося антропологом человека, прибывшего в Тасманию в 1802 году с группой первых в мире исследователей-антропологов. Получившийся в результате этнографический отчёт, хотя и является неоднородным, достаточен, чтобы предположить что в существовании тасманийцев сыграли роль многочисленные источники плохой адаптации. Во-первых, часть их основной хозяйственной деятельности была неэффективной. Например, мужчины явно доминировали над женщинами и получали несоразмерную долю от их труда и риска. За исключением охоты на кенгуру и валлаби — в этом мужчины, вероятно, были более эффективны — любой пол, в принципе, мог бы выполнять большинство необходимых для поддержания жизни действий. Однако в реальности почти вся эта деятельность, включая потенциально наиболее опасную, была отдана исключительно или главным образом женщинам. В то время как мужчины часто оставались в лагере, отдыхая или разговаривая (европейцы называли их «праздными»), женщины приносили воду, дрова, и собирали растительные продукты. В одиночку они собирали и основной продукт питания — моллюсков, за которыми приходилось глубоко погружаться в прибрежные воды, где опасностями были острые скалы, непредсказуемые течения и скаты. Ещё более примечательно то, что подъем по эвкалиптовым деревьям (на высоту до девяноста футов (27 м)!), чтобы там найти и забить опоссумов, также выпал на долю женщин. И именно женщины подплывали и подкрадывались к спящим тюленям, чтобы забить тех до смерти.

Похоже, что тасманийские женщины в поисках еды подвергались большему риску, чем женщины в любом другом традиционном обществе. Мужчины, напротив, практически не рисковали во время своих хозяйственных занятий. По-видимому, к охоте на кенгуру и валлаби женщин не допускали не из-за опасности этого занятия, а потому что для мужчин охота была развлечением, а другие способы добычи пищи — нет. Несмотря на основную роль женщин в добыче пищи и риски, которым они подвергались, отношение к женщинам со стороны мужчин было, по-видимому, жестоким, и им было отказано в доступе к лучшей еде. Недовольство тасманийских женщин своей судьбой видно из того факта, что они часто жаловались ранним европейским посетителям на плохое обращение с ними со стороны своих мужей. Да, тасманийская экономическая система функционировала достаточно хорошо, чтобы поддерживать население в более или менее устойчивом состоянии, но методы получения пищи, подвергавшие женщин такому большому количеству опасностей в то время как мужчины вносили так мало, вряд ли можно считать оптимальным. Особенно если учитывать, что женщины были постоянно недовольны, а население каждую зиму почти голодало.

Социальные институты тасманийцев, несомненно, были столь же просты, как и их технологии. Когда технологии каменного века на территории материковой Австралии сменились более сложными инструментами и оружием, австралийские аборигены смогли гораздо проще обеспечивать свои жизненные нужды, что оставило больше времени для разработки социальных и культурных форм, в особенности удивительно сложных систем искусства, религии и родства. В отличие от австралийцев, у тасманийцев существовали только рудиментарные религиозные концепции и ритуалы, не было никаких ритуалов посвящения, также не было разработанных форм социальной организации. Их верования и хозяйственная практика были достаточными для поддержания существования небольшой популяции в большой и разнообразной окружающей среде, но среди коренного населения Австралии подобные способы ведения дел не наблюдались. Следует сделать вывод, что, как и люди во многих других обществах, тасманийцы сохраняли свою традиционную практику, хотя она была всего лишь сносной эффективности способом получения пищи, поддержания социальной гармонии и удовлетворения потребностей человека.

В культуре тасманийцев были и другие аспекты, являвшиеся, по-видимому, откровенно плохой адаптацией. Как метко подметил Рис Джонс, тасманийцы либо утратили, либо сами отказались от некоторых, по-видимому, полезных технологий, первоначально привезённых на остров. Когда-то у них были костяные инструменты, деревянные бумеранги, острые копья, каменные орудия и топоры, но всё это исчезло задолго до прибытия европейцев. Большинство групп тасманийцев также утратили навыки создания плотов или катамаранов, даже несмотря на то, что эти плавсредства были бы полезны при достижения близлежащих островов с богатыми продовольственными ресурсами. Необъяснимо, но тасманийцы также бросили рыбалку. Примерно 4000 лет назад рыба была для них важным источником пищи, однако затем она исчезает из археологических данных. К моменту прибытия европейцев у тасманийцев уже не было рыболовных крючков, гарпунов или сетей, и когда европейцы предложили им приготовленную рыбу, они с отвращением отвергли её. Для популяции, проводящей почти всё время в поисках пищи, поедающей буквально всё съедобное на острове и отчаянно голодающей в зимние месяцы, отказ от рыбы граничит с причудами. Та же рыба, служившая пищей раньше, всё ещё водилась в изобилии в мелких прибрежных морских водах, а также во многих реках и озёрах внутренних районов острова. Да, один вид рыбы (из сотен) был ядовитым, но кости этой рыбы не появляются в местах археологических раскопок. Если тасманийцы отказались от рыбы в качестве пищи только оттого что одна, легко распознаваемая рыба была ядовитой, то это не рациональная адаптивная стратегия, особенно если учитывать, что в голодные зимние месяцы рыба была в изобилии. Для большинства живущих на побережье австралийских аборигенов рыба является основным продуктом в рационе, и они не верили, что тасманийцы поступают по-другому.

Хотя тасманийцы совсем не выступали новаторами, нет никаких оснований подозревать их в недостатке интеллекта. С первыми прибывшими европейцами они сыграли весьма эффективные практические шутки в свою пользу, а их дети, отправленные в европейские школы, показали себя ничуть не хуже европейцев. Исключением были грамматика и арифметика — в обоих этих случаях причина была, видимо, в довольствовавшимся пятью числами тасманийском языке, что затрудняло понимание детьми предмета. Несмотря на очевидный интеллект, тасманийцы не заменяли потерянные предметы материальной культуры чем-то лучшим, или хотя бы столь же эффективным. Требовать от них изобретения лука, стрел, или сельского хозяйства было бы слишком многим — мало кто был настолько изобретательным — но, несмотря на суровые холодные зимы, они, очевидно, не приложили усилий даже для изготовления одежды. Тасманийцы просто набрасывали на плечи кожу кенгуру или смазывали себя животным жиром. В результате в зимние месяцы люди были вынуждены весь день сидеть у костров, и способность добывать пищу была сильно ограничена.

Более того, они не могли добыть огонь ни одним из методов, известных в материковой части Австралии: каждая группа тасманийцев всегда носила с собой горящую головешку, и рисковала вообще не иметь огня для согревания или приготовления пищи. Тасманийцы часто болели, особенно в самые холодные периоды года, но основное лечение состояло в том, что пациенту наносились глубокие порезы до тех пор, пока жертва не покрывалась кровью и заметно ослабевала. Если у тасманийцев и были какие-либо эффективные травяные препараты, то европейцы не сообщали о них, хотя некоторые европейцы оставались с больными тасманийцами на протяжении всей серьезной болезни до самой смерти последних. Вместо улучшения и создания новых форм охоты, рыбалки, или медицины, тасманийцы из поколения в поколение фактически оставляли ранее полезные практики, не создавая ничего. Как меланхолически заметил Рис Джонс — возможно, самый выдающийся исследователь тасманийской этноархеологии — 4000 лет изоляции привели, похоже, не к более адаптивным культурным формам, а к «медленному удушению ума».

После тысячелетий, прошедших без воздействия каких-либо внешних сил, тасманийцы обнаружили себя объектами европейского исследования. Задолго до бурь неизвестных ранее инфекционных заболеваний или попыток европейцев уничтожить туземцев войной, тасманийцы отреагировали на изменение окружающей среды с замечательной, но не очевидно опасной живостью. Костяк новоприбывших европейцев составляли промысловики тюленей, и они привезли в Тасманию собак. Такого потенциально ценного компаньона в охоте на острове не было, и тасманийцы буквально не могли насытиться ими. Без промедления и, очевидно, без особого размышления о последствиях, они отдали европейцам именно то, что те хотели взамен за собак — молодых женщин. Как мы уже отмечали, охота далеко не являлась основой экономики Тасмании, и, хотя приобретение собак делало её более эффективной, охота всё же не была жизненно важным источником пищи в сравнении с моллюсками и корнями, приносимыми женщинами. Обменивая молодых женщин на собак, тасманийским мужчинам удалось по своему исключительно опрометчивому выбору как сократить количество продуктов питания, так и обострить наиболее вопиющую проблему в их обществе — борьбу за женщин между группами.

Окружающая тасманийцев среда была относительно изобильна пищевыми ресурсами, и нет очевидной причины, по которой группы людей не могли бы мирно уживаться друг с другом. Как мы видели, каждая группа имела права на добычу пищи на территории, обеспечивающей достаточное питание (за исключением зимы), и лишь немногие из территорий были значительно богаче или беднее ресурсами, чем любая другая. В конфликтах не было никакой экономической необходимости, а помимо этого тасманийцы практиковали экзогамию — мужчины были вынуждены находить жен в других группах, отличных от их собственной. Таким образом у тасманийцев была дополнительная причина жить в мире друг с другом. И всё же они этого не сделали. Каждая группа претендовала на исключительные права в добыче пищи на своей территории, в результате чего любой нарушитель мог быть просто убит, а убийцы жили под угрозой ответных набегов. Но территориальные споры не являлись единственной причиной вражды и смертей, и даже не были главной причиной. Основной причиной насильственных смертей были рейды по поимке женщин, и эти рейды были обычным явлением. Чтобы избежать смертельного возмездия, группы были вынуждены ограничивать поиски пищи, а люди жили в атмосфере страха.

Трудно понять, как эта модель рейдов, контррейдов и всепроникающего страха могла быть адаптацией для тасманийцев. Представляется более вероятным, что эта модель вообще не является адаптивным ответом на какие-либо требования окружающей среды, а скорее отражает человеческие предрасположенности, особенно связанные с конкуренцией мужчин за женщин и доминированием над ними. Нет никаких социальных или экономических императивов, побуждавших тасманийских мужчин плохо обращаться со своими жёнами, требовать от них выполнения опасных заданий, или убивать других мужчин в погоне за большим количеством жён. Но вполне могли существовать психологические императивы, которые в отсутствие социальных или культурных ограничений заставили мужчин вести себя таким образом. Как и многие другие небольшие общества, тасманийцы не смогли разработать социальные и культурные механизмы для контроля своих разрушительных инстинктов. Пытаясь объяснить борьбу тасманийцев за женщин, можно предположить, что так работает механизм контроля населения, но детоубийство, несомненно, было бы гораздо менее разрушительным и более эффективным решением проблемы перенаселения (если бы эта проблема действительно существовала, поскольку нет никаких её признаков).

Тасманийцы в нашем обсуждении фигурируют не по причине их глубокой дезадаптации. Напротив, в сравнении с многими обществами, которые будут обсуждаться в последующих главах, они были относительно хорошо адаптированы, по крайней мере, по критерию сохранения своей популяции на протяжении тысячелетий. Но их образ жизни вряд ли был идеальным. Их вражда была подрывной, бесполезной и смертельной, их запасы пищи были порой неадекватными, а их женщины были недовольны. Также население придерживалось практик, которые могли бы оказаться плохой адаптацией при встрече с конкурирующими обществами с лучшими инструментами, оружием, более убедительной религией или более эффективной экономикой. Когда появились европейцы, тасманийское общество быстро распалось. На протяжении веков у тасманийцев была роскошь топтания на месте, поскольку они были полностью изолированы от других групп людей и разных культур. Большинству человеческих обществ не так повезло.